четверг, 18 сентября 2008 г.

Наше мнение, что мы лучше, чем остальные, – не только из-за тщеславия

Спросите любого водителя, насколько он опытен за рулем, и обязательно услышите в ответ, что он выше среднего (хотя огромная часть водителей, по определению, должны быть ниже среднего в вождении). Это только один пример того, что психологи называют «склонность к самовосхвалению» или эффект выше среднего. Это часть общей тенденции, при которой большинству из нас приходится рассматривать себя в особенно выгодном свете.

Очевидным, эгоцентрическим объяснением, подобных поступков является то, что от этого у нас мнение о себе становится лучше. Но существуют, по крайней мере, еще два, более невинные, объяснения, которые основаны на едва различимых изъянах нашего мышления.

Первой вероятностью является то, что для нас легче принимать благожелательную видимость одного человека, чем целой группы. С этим согласуется то открытие, что при сравнении любой отдельной личности, не только себя, с группой людей, люди склонны иметь предубеждение против группы.

Существует также вероятность того, что мы склонны иметь «цель» при любом сравнении. «Цель» – это понятие, измеряемое по некоторым критериям. Следуя логике, если бы я спросил вас, насколько хороши все остальные водители по сравнению с вами (делая так остальных водителей «целью» сравнения, а вас – критерием), то такой вопрос должен был бы уменьшить ваше предпочтение самому себе.

В новом исследовании пытались узнать суть причины, вызывающей эффект «выше среднего», сталкивая друг против друга эти объяснения. Златан Кризан и Джерри Салс Доузенс попросили студентов написать список друзей или знакомых, взять одного из этой группы и сравнить этого человека с остальной группой по какому-либо признаку – скажем, щедрости.

Исследователи варьировали вклад трех факторов, считающихся причинами эффекта «выше среднего», по таким условиям, как: целью сравнения был студент или другой человек, был ли студент среди оставшихся членов группы для сравнения, каков был размер группы, что было целью сравнения – группа или один человек.

После того, как студентов пригласили представить свои сравнения, исследователи заключили, что очевидное эгоцентрическое объяснение для эффекта «выше среднего» намного слабее, чем это считалось прежде.
Например, при сравнении щедрости отдельного человека с щедростью остальной группы, студенты по-прежнему показывали склонность к предпочтению отдельной личности, даже если они сами были среди членов остальной группы. Таким же оставалось положение вещей, даже если группа (членом которой был сам студент) была целью сравнения с личностью. Другими словами, видимо, сложность принимать благожелательную видимость для групп, а не для отдельных личностей, является решающим фактором, подчеркивающим эффект « выше среднего».

КРИЗАН З., САЛС ДЖ. (2008). Потеря видения себя в эффекте «выше среднего»: когда сталкиваются эгоцентризм, локализация и расплывчатость группы. Журнал экспериментальной социальной психологии. 44(4), 929-942. DOI: 10.1016/j.jesp.2008.01.006

источник

Мальчик, который думал, что случившееся 11 сентября было его виной

Исследователи из Лондона задокументировали случай с десятилетним мальчиком с синдромом Туретта (умственное нарушение, характеризующееся непроизвольными взрывами ругани, плевания, лая и т.п.) и навязчиво-маниакальными симптомами, который верил, что террористические акты 11 сентября случились из-за того, что он не завершил один из своих ежедневных ритуалов.

Мэри Робертсон и Андреа Каванна утверждают, что это первый случай, описанный в литературе, человека, верящего, что он послужил причиной такой значительной катастрофы, какую пережила Америка в 2001 году.

Мальчик, охарактеризованный как «чрезвычайно приятный» и с высокой успеваемостью в школе, впервые был направлен на консультацию за год до происшедшего 11 сентября. Как по характеристике синдрома Туретта, у мальчика проявлялись несколько форм неконтролируемых тиков, включая чрезмерное мигание и вспышки криков, также он проявлял маниакальные наклонности и проблемы внимания.

Робертсон увидел мальчика снова через 2 недели после 11 сентября, когда он был в ужасном состоянии – «измученный», как он определил, своими тиками и истерзанный чувством вины, веря, что трагедия случилась, потому что он не прошел по определенной белой линии на дороге.

Это был только один из многих ритуалов, которые мальчик создал в течение года. Остальные составляли так называемые ритуалы «опасных ран», включающие потребность чувствовать лезвия ножей для проверки их остроты и ставить руку над паром чайника, чтобы проверить его теплоту.

Важно то, по словам исследователей, что убеждения мальчика об 11 сентября отличались от маний людей с психозами и вместо этого отражали крайнюю форму тревоги, которую люди с навязчиво-маниакальным расстройством часто переживают, если не завершают свои ритуалы.

К счастью, смесь лечения с подбадриванием (включая объяснение мальчику, что его упущенный ритуал на самом деле имел место после 11 сентября, приводя часовую разницу между США и Великобританией) помогли ему осознать, что он не несет ответственности за нападения.

Робертсон и Каванна отметили, что этот случай привлек внимание к способу, как современные СМИ – «из первых рук, реалистичные и затрагивающие» – могут приводить к террористическим нападениям и другим катастрофам, болезненно воздействующим на ранимых людей за мили от непосредственного места происшествия. «Только время покажет, как много еще психологических последствий 11го сентября, так же как и террористической бомбировки Мадрида и Лондона», говорят они.

Робетсон М., Каванна А. (2008). Катастрофа – это моя вина! Нейрослучай DOI: 10.1080/13554790802001395

источник

воскресенье, 7 сентября 2008 г.

Чувства всемирной известности, гордости и стыда выражаются одинаково

Вид гордых атлетов, важно стоящих с поднятыми руками и выпяченной грудью, будет вездесущим в течение следующих нескольких недель Олимпийских игр. Мы также увидим менее успешных, с опущенными головами. Согласно новому исследованию, эти эмоциональные проявления гордости и стыда – еще не изученные обычаи, определенные культурой. Даже больше, так же как и основные эмоции радости, грусти, страха и отвращения, способы проявления гордости и стыда являются врожденными и, возможно, развились для укрепления нашего статуса или для выражения того, что мы принимаем доминирование других людей.

Джессика Трейси и Девид Мацумото проанализировали фотографии 140 соперников по дзюдо из 36 стран от Олимпийских и Паралимпийских игр 2004 года, независимо от их победы или поражения. Важно, что 53 из участников были слепыми, 12 из них – от рождения. Способ, которым эти участники с врожденной слепотой реагировали на поражение или победу, был особенно интересным для исследователей, так как эти соперники никогда не видели, как другие люди выражают свою гордость или стыд.

Все участники, независимо от страны или происхождения, видят они или нет, склонны демонстрировать свою гордость (отклоненная назад голова, вытянутая шея, расправленные плечи) и стыд (опущенные плечи, втянутая грудь) в одинаковой манере. Было только одно исключение: зрячие участники соревнований из Северной Америки и Западной Европы были склонны скрывать свой стыд, возможно, из-за специфического давления культуры – сохранять внешний вид уверенности в себе, независимо от обстоятельств.
«… Вероятно, чувства гордости и стыда развили врожденные невербальные выражения эмоций, ставя под сомнение устоявшееся предположение в материалах об эмоциях, что только небольшой их набор укладывается в рамки дарвинизма», – говорят исследователи.

Трейси Дж. Л., Мацумото Д. (2008). Спонтанное выражение гордости и стыда: доказательство биологически врожденного невербального проявления. Работа Национальной Академии Наук. DOI: 10.1073/pnas.0802686105

источник

Нейроанатомия честности

Честно делиться ресурсами может быть коварным делом. Что лучше – раздавать больше хорошего, например, деньги или еду, даже если не все люди получают такую благотворительность, или важнее убедиться, что каждый получает хоть какую-то пользу, даже если такого разделенного общего блага значительно меньше?

Минг Су и коллеги просканировали мозг 26 участников, когда они приняли подобные решения между эффективностью с одной стороны и справедливостью с другой.

Исследователи жертвуют определенную сумму денег для сирот Уганды, но, к сожалению, какую-то часть этих денег приходится отозвать. В серии вариантов участники должны были сказать, хотели бы они отозвать небольшую сумму с тем недостатком, что вся она будет взята у одного ребенка, или они предпочтут отозвать более круглую сумму, с тем преимуществом, что тяжесть потери будет разделена между двумя детьми.

Согласуясь с прошлыми исследованиями о подобных моральных решениях, участники были более склонны к выбору справедливости (возвращение большей суммы, но с разделением трудности), чем к выбору эффективности (отзыв меньшей суммы, но от одного ребенка).

Новое было в том, что исследователи смогли определить, что связанный с эмоциями район мозга, который называется «островок», отвечает за кодировку объективности каждого варианта, тогда как основанный на поощрении район, называющийся «скорлупа», привлекается к кодированию эффективности. По сути, различия в том, насколько чувствителен каждый участник к этим двум вопросам, отражались в уровне активности мозга в этих двух районах.
Открытия предоставляют биологическую перспективу в вековых философских вопросах о распределительной справедливости, а также выступают в поддержку точки зрения таких мыслителей, как Дэвид Хьюм и Адам Смит, которые утверждают, что эмоции играют фундаментальную роль в моральных решениях подобного типа.

Су М., Эйнен К., Кварц С. Р. (2008). Правильно и Хорошо: распределительная справедливость и невральное/мозговое кодирование справедливости и эффективности. Science DOI: 10.1126/science.1153651

источник

вторник, 2 сентября 2008 г.

Что ваши мысли могут рассказать о вас?

Психологи провели много времени, исследуя, насколько мы раскрываемся публично: через одежду, которую мы носим, организацию наших офисов, дизайн наших вебсайтов. А если было бы возможно заглянуть в чьи-то мысли? Насколько больше можно было бы узнать о личности? Шеннон Холлеран и Маттиаз Мел попробовали это узнать.

Девяносто студентов проводили по 20 минут в одиночестве, занося в компьютер все, что придет в голову, отражая свои мысли, чувства и ощущения. Им сообщили, что их записи останутся анонимными и будут связаны только с результатами тестов личности. Позже девять судей читали эти двадцатиминутные взрывы мыслей и пытались оценить личности студентов, написавших это.

Судьи оценивали личности студентов с высоким уровнем точности (по сравнению с самооценкой студентов), особенно точно оценивались наиболее личные записи, по своему содержанию противоречащие публичной наружности студента. Фактически, точность оценивания личности была выше, чем в сравнительных исследованиях, изучающих, насколько личность раскрывается в ежедневной деятельности человека, его вебсайте и офисе.

Самой высокой была точность для оценки таких измерений личности из Большой Пятерки: Доброжелательности, Честности и Эмоциональной Стабильности, тогда как для Экстравертности и Открытости для Опыта точность была несколько меньше.

«На основе опытов открытия этого исследования предполагают, что личные мысли и чувства человека предоставляют хорошую информацию для точной оценки индивидуальных характеристик личности», - говорят исследователи.

Несомненно, это исследование засыпали методологическими вопросами. Особенно было сомнительно, насколько студенты были честны в своих 20тиминутных очерках, несмотря на обещание анонимности. Были бы готовы писать именно то, что придет вам в голову для психологического эксперимента?

ХОЛЛЕРАН Ш., МЕЛ М. (2008). Позвольте прочесть ваши мысли: оценка личности, основанная на природном потоке мыслей.
источник

Что смешного?

«Нью-йоркский обзор книг» опубликовал прекрасные отзывы о двух книгах по истории и философии веселья: «Прервите меня, если услышите это: история и философия шуток» Джима Холта и «Вокруг смеха: юмор, сила и преступление в римской визуальной культуре» Джона Кларка. Обе книги были восприняты положительно.

Основная загадка в том, говорится в отзыве, что люди в любом обществе смеются (при этом издавая похожие звуки), но то, над чем мы все смеемся, сильно отличается между культурами и на протяжении истории, поэтому чрезвычайно сложно сказать, какова функция смеха.

Некоторые теории явно поддерживались, но ни одна из них не была всецело успешна в объяснении всего, что мы находим смешным и когда. Существует понятие смеха как проявление превосходства, при котором смех – это форма глумления, насмешки. Легко понять, как в эту категорию попадают расистские и сексистские шутки. Теория непоследовательности утверждает, что мы смеемся над случайными, или неожиданными, комбинациями. Это теория утешения Фрейда, как вы догадались. И, наконец, существует понятие смеха как механизм социального выживания для избежания неловких ситуаций.

Само собой, психологи также охватили эту область – в голову приходит работа Ричарда Уайзмена и его исследования самых популярных шуток в мире.

Моя любимая часть отзыва – когда Мэри Бирд, обозреватель, приводит (наверняка) уникальный пример из истории Древнего Рима, «где мы можем проследить в деталях историю смеха и почерпнуть кое-что из этого физического опыта».

«Весельчак, о котором идет речь», объясняет Бирд, «- это Дио Кассий, историк и римский сенатор. Во время правления императора Комода (180-192 н.э.), ужасного сына Марка Аурелия, Дио посещал игры в Колизее, где (почти как в сценах фильма «Гладиатор») выступал сам император. Он победил немало зверей (что было относительно безопасно, с тех пор как особенно свирепых представляли ему в сетях) и поистине преуспел в отрубании голов. Дио сидел с другими сенаторами в первом ряду и записывал свидетельства очевидца того, что происходило дальше:

«Он подошел туда, где мы сидели, неся голову в своей левой руке и окровавленный меч в правой. Он не говорил ни слова, качая своей головой с усмешкой, говорящей, что с нами он бы поступил так же. И многие на самом деле незамедлительно погибли бы под этим мечем за смех над ним (за то, что это был больше смех, чем возмущение, переполнявшее нас), если бы я не жевал лавровые листья из своего венка и не уговорил остальных, сидящих возле меня, делать то же самое – так, в равномерном движении наших челюстей, мы могли скрыть тот факт, что мы смеялись.»

Эта история охватывает интригующий аспект юмора – что смех просто одолевает тебя, когда знаешь, что смеяться нельзя. В таких ситуациях, в кабинете директора или в офисе начальника, наглые ученики или рассеянные служащие могут обнаружить, что их смех переходит безудержное веселье именно в тот момент, когда их лица должны выражать угрюмое раздумье. Я согласен с Бирд, что есть что-то даже трогательное в римском сенаторе, который переживает такое узнаваемое чувство, сидя перед императором, обнаруживая в таких условиях, как широта человеческого опыта простирается через тысячелетия.
источник
первоисточник

комюнике

после непродолжительного отдыха, наша команда продолжает переводы